Случайная встреча с далеким прошлым...

...Как же тесен этот мир ...

Я стояла в очереди в кассу продуктового магазина у метро «Сокол», что в, так называемом, «Генеральском доме», и, может, потому имел славу неплохого ассортимента товаров пищевого направления на фоне так частого дефицита ...

Как всегда, в очереди механически медленно двигаясь, думала о чем-то своем, но автоматически слыша разные реплики вокруг. Давали довольно приличный на вид творог, за чем все, в основном, и стояли.

Очередь вдруг застопорилась из-за отсутствия у кого-то нужной купюры и кассир, сидя на своем возвышающемся седалище, бросала какие-то отчаянные призывы в толпу о размене купюры. Это было так естественно в первые послеперестроечные годы, когда многим начали платить довольно большие деньги за труд, часто зарплату мы получали немыслимо крупными купюрами порядка 50 000, что было непривычно, не всегда практически удобно, но головокружительно приятно ...

Передо мной стояла неприметная женщина в круглых очечках допотопного образца, которая вдруг, ни к кому не обращаясь, выразила мысль: - А у нас на Украине творог дешевле .. - Я, не проявляя особого интереса, вяло спросила:
- А где, на Украине ?
- В Николаеве. А вы что, тоже с Украины ?
- Да, я тоже, но уже очень давно.
- А откуда? - Разговор приобретал уже более осмысленный и оживленный характер.
- Вы, может, не знаете, - вяло ответила я - из Умани, есть такой городок ...
- Чего ж это я не знаю, я сама оттуда - как нечто естественное, сказала женщина ...

После этих слов я окончательно очнулась от своего вежливого равнодушия, и с интересом лихорадочно начала всматриваться в лик моей случайной визави, как будто стараясь разглядеть за дымкой годов знакомые черты из дорогого мне Уманского прошлого, тем более, что были мы, примерно, одного возраста ... Сразу возник вопрос:

- А где вы в Умани жили, в какой школе училась? - Это сразу давало довольно определенные ориентиры, так как живя в таком маленьком городке, мы были почти все знакомы, особенно - визуально.

- Я жила в детдоме N-2, куда меня привезли из фашистского Лагеря Смерти -ответила Маня Шварцман - так, оказалось, звали мою случайно встреченную землячку.

В моей памяти вихрем пронеслись воспоминания послевоенных событий той поры. Я помнила, что после окончания войны в детдом привезли двух маленьких девочек - узниц страшных лагерей смерти, с порядковыми номерами на детских ручках, о чем и говорили, и писали даже в местной печати. Чудом уцелевшие девочки прошли через ужасы фашистской неволи, пережили гибель своих семей в газовых камерах и медицинские опыты под руководством известного всему миру доктора Менгеле... И, хоть я не была знакома с ними, и учились мы в разных школах, но где-то визуально мы сталкивались, и я прекрасно знала многих детдомовских... поэтому в памяти возникли образы далекого, забытого ...

Две худенькие бледные черноволосые девочки, кривоногенькие, с одинаковым выражением лиц, как у испуганных зверушек, с вытатуированными многозначными номерами на худеньких детских ручонках ... Первое время – они ходили всегда
вдвоем, крепко вцепившись друг в дружку. Мы, дети, не могли тогда осознать всего трагизма их даже чисто внешнего поведения. А уж того АДА, что царил в их не по-детски состарившихся душах, по выражению, застывшему в бездонно-горестных глазах, - не каждому взрослому было под силу осознать и представить... Мы это все видели, часто не понимая, некоей странности их поступков... Но даже у детства, часто жестокого по отношению к сверстникам, срабатывал тормоз, не допускавший обидных необдуманных действий с этими еврейскими девочками. Хоть в дальнейшей жизни, конечно, все бывало, как всегда...

До войны этот детдом находился через дорогу напротив дома, где я жила с родителями - известными в городе врачами, и часто гуляя с няней по улице, попадала в окружение детей, одинаково одетых и постриженных, которые очень любили играть с хорошенькой малышкой, каковой я была в то время. И я любила и помнила эти общения и, возвратившись из эвакуации, меня узнавали многие подросшие уже детдомовцы. Быть может, это было даже подсознательное притяжение к единокровию, учитывая то, что я была приемным ребенком, о чем
знали все в нашем городке, кому не лень, кроме меня самой, до поры, до времени... и таким образом, и я была одной из них, кому повезло больше в жизни.

Во время войны здание детдома было разрушено, и после войны их переселили в здания рядом с детполиклиникой, где заведовала моя мама, на улице, круто идущей вниз прямо ко входу в парк «Софиевка» - гордость всех нас, Уманчан, любимейшее и романтичнейшее место для нас во всем мире. И хоть не сладко жилось всем в разрушенной войной стране с тяжкими душевными ранами от потерь близких, пережившим страшные годы оккупации, и, тем более, детям - сиротам детдомовским, но милосердия в те годы в людях было гораздо больше, чем в сегодняшнем благополучии, и повезло детям – сиротам на сердечно добрых нянечек, учителей,
работников детдома, которые старались скрасить горестное сиротство, залечить их недетские раны души...

У них всегда была самая лучшая детская самодеятельность, чему я даже завидовала, так как сама была неизменной участницей. Их обучали рукоделию и ремеслам, о чем наглядно говорили регулярные выставки творчества. А еще все домашние дети страшно завидовали детдомовцам их зимней забаве - огромным железным саням, на которых умещалось человек двадцать, не меньше.

Согласно расписанию зимних прогулок, после школы и обеда, детдомовцы высыпАли на улицу и устраивали массовые катанья, начиная на вершине обледенелой мостовой, круто ведущей вниз к распахнутым воротам «Софиевки». Так как уличного движения почти не было в те годы - редкая машина проедет, редкие сани - из-за крутизны склона.

Впереди этого экипажа, обычно усаживался опытный и ловкий мальчишка - рулевой, и сани на бешенной скорости катились и въезжали в открытые ворота парка и еще долго не могли остановиться, скользя по инерции по знаменитой каштановой аллеe, доезжая почти до пруда со знаменитым фонтаном «Змея» ... Это был настоящий Бобслей, неведомый еще в ту пору, вызывающий жгучую зависть у всех посторонних, которых по большому знакомству иногда брали по очереди в компанию и, чего я удостаивалась иногда. Вот какой ворох воспоминаний пронесся в моей памяти случайностью встречи ...

И вот, выйдя из очереди, удачно отоваренные, мы продолжили путь и беседу, и я предложила Мане зайти ко мне домой, куда я возвращалась после ночной смены в «Аэровокзале» . Пока мы ехали ко мне, я узнала дальнейшую ее жизнь после детдома. Маня Щварцман, потеряв всю семью в концлагере, узнала о геройской гибели своего отца, при освобождении Минска, и награжденного Звездой Героя Советского Союза. Имя его написано на каком-то памятном камне в Минске и Маня получает приглашения на памятные мероприятия.

Она получила юридическое образование, была замужем, родила сына, похоронила рано умершего мужа ... Сын стал офицером Армии, женился - не важно, что на русской девушке, важнее - на не совсем порядочном человекe, родившей ему двух близняшек, проводившей его с гордостью в Афганистан на выполнение пресловуто-священного Интернационального «долга», где он успешно геройски погиб ...

После чего его русская вдова не долго горевала, вышла замуж, бросив при этом на руки бабушки Мани близняшек, как мешающее еврейское отродье ... И Маня, как должное, взвалила все хлопоты по воспитанию внуков на свою довольно жалкую нотариальную зарплату, стараясь иногда выколачивать из государства кое-какие льготы на сирот Афганской Войны ...

Так и тянула она лямку обязательств - по уму и сердцу, свято веря в светлые горизонты коммунистического завтра, по инерции стараясь двигаться туда под вчерашними лозунгами...

С этим она и приехала в Москву однажды для того, чтоб выбить какие-то очередные льготы для внуков через Союз Ветеранов Афганистана ... И попала в самый водоворот послеперестроечной борьбы новых идей со старыми догмами, которые были ей понятней и ближе.

Учитывая то, что бацилла Демократии в начальной стадии перестройки вспыхнула и активно множилась в наших столичных «продвинутых» умах, мы гораздо быстрее перестраивались, в отличие от закостенелых провинциалов из глубинки, ведомых все теми же секретарями ОблКомов, РайКомов, Горкомов КомПартии, сменивших на дверях кабинетов таблички с титулами, и очень маневренно продолжавших рулить в своих интересах.

Пока я готовила стол с угощениями на скорую руку, Маня сидела в комнате, где работал мой Муж, заканчивая какой-то очередной «левый» проект, и рассказывала ему всю историю своей жизни. Он, конечно, вежливо слушал какое-то время, но, не видя конца этой грустной истории, он прервал монолог, выразив сочувствие и подарив Мане 20 000 рублей, для ее внуков, с пожеланием всего наилучшего, и вежливо препроводил ее ко мне.

Надо сказать, что Маня была очень тронута таким проявлением сочувствия и с радостью приняла деньги, не обидившись. И я, в свою очередь, постаралась объяснить порыв моего Мужа тем, что перестройка нас поставила на более высокий материальный, моральный уровень, т.к. Муж стал «выездным» и получил право работать за границей и, соответственно, получать оплату своего труда и квалификации в валюте.

Поэтому, сидя за столом с нехитрым угощением, и беседуя непринужденно с Маней, я обнаружила ее негативное отношение к перестройке, к новому курсу на демократические перемены. Она очень искренне возмущалась развенчанию культов бывших вождей и политики Коммунистической Партии. Хотя по ее рассказам я поняла, что она сама с семьей немало хлебнула антисемитских притеснений и унижений, но принимала это как должное, ни разу ни в чем не усомнившись. Мои деликатные вопросы и осторожные замечания, видно, зародили в ней некие сомнения, заставляя задуматься.

Так посидев и вспомнив прошлое и общих знакомых по детскому дому, мы расстались, обменявшись координатами.

Через пару дней ко мне на рабочее место раздался звонок. Звонила Маня, видимо, из автомата, т.к. слышался невероятный шум улицы, какие-то выкрики и раскатистое "ура"... В ее голосе слышалось невероятное волнение. Забеспокоившись, я спросила, не случилось ли чего?

- Маня, где ты находишься? - кричала я в трубку.
- Я на митинге коммунистов, но, Алла, я ничего не понимаю! Они несут портреты Ленина, Сталина и Гитлера, что это?!, как такое возможно ?!, Алла, я не понимаю...

- Маня, я прошу тебя, будь осторожна и не вступай ни с кем в пререкания. И постарайся выбраться из толпы. И подумай о том, что я тебе говорила о перестройке ...

- Да, Алла, я вижу, ты была права! Все рядом - Ленин, Сталин, Гитлер и плакаты - «Бей жидов, - спасай Россию !», - как такое возможно ... - рыдала в трубку маленькая еврейская девочка, извлеченная когда-то из ужасов Освенцима или Треблинки, взращенная в иллюзии счастливого детства под руководством и знаменем Сталина - Отца Народов и всех обездоленных сирот ...

Как же трудно расставаться с кумирами, много лет культивируемыми в умах и душах ! ... Легче опрокинуть монумент, поставленный Тирану на века, чем изгнать из сердца Образ – священный дорогой ...

Вспоминались и те потоки слез, искренне пролитых мной, когда умирал Отец Народов.... Однако, после ошеломления разоблачительного ХХ-го Съезда, я без особого надрыва пережила свержение культового образа, тем более, что еще более святой и непоколебимый образ Ильича оставался живым в душе ...

Пробежали еще годы, и померк еще один нетленный образ ... Не сотвори себе кумира ...

Где ты сейчас, маленькая узница концлагеря смерти? И кем стали твои внуки ? Пришло время, и ты стала получать компенсацию от Германии - акт искупления вины перед такими жертвами Холокоста, как ты. Это очень хорошая пожизненная пенсия, хватившая и твоим внукам для безбедного существования, дай Бог! Вы этого заслужили!

И пусть в сердцах и душах твоих внуков будет лишь один кумир - память об их прадедушке - Герое Войны Моисее Шварцмане, чье имя на граните Славы на века, как и об их Отце, погибшем в Афганистане ....

А в Москве на Площади Революции перед Музеем Ленина идет бойкая торговля портретами кумиров и вождей - Ленин, Сталин, Гитлер и его книга «Майн Кампф», иконы и матрешки, кресты и красные флаги с серпами и молотами - раскупают на ура ...

March,26,2006,
New York-Moscow-Uman..

Это все из жизни! И вновь прослеживается связь через ВРЕМЯ и РАССТОЯНИЯ -
потому, как я узнала в Нью-Йорке через десятилетия, что бедный Папин братик был Первой жертвой фашистов в Умани.

Также здесь, в газете "Еврейский Мир", прочла список всех Героев Советского Союза еврейской нац., обнаружив в списке имя отца девочки из Уманского детдома N 2 - Моисея Шварцмана !!!

И еще много удивительных совпадений связи с Уманью мне открыла и подарила Америка, но это уже другие истории ...

Алла Зиливинская (Брозер)

26.08.2006